Я редко пишу продолжения к подобным зарисовкам, считая их незавершенность идеальной. Но иногда что-то идет не так, как задумывалось.
На днях я проснулась с фразой, которая ясно дала понять: это «Сердце города». Значит, пора писать продолжение.
Я намерено, как и в прошлый раз, лишила главных героев каких-то конкретных имен, возраста и подробного описания внешности. Такой подход делает их универсальными, что позволяет каждому легко примерить на себя их роль.
Оба участника пары все также личностно незрелы, что по большей части и является главной причиной болезненности их отношений, превращая изначально прекрасное чувство в зависимость. Проработав этот момент, они, наверняка, смогут быть более открытыми и честными как друг с другом, так и с самими собой.
И тогда уж точно не придется страдать клептоманией, воруя друг у друга на память разные безделушки.Но это все потом. Сейчас имеем, что имеем.
__________________________________
«Я засыпаю, — ее рука с карандашом на мгновение замерла над бумагой и, словно хватая за хвост ускользающую мысль, она тут же торопливо дописала: — с мыслями о тебе».
Ей очень хотелось продолжить. Вдохнуть, заполнив легкие до краев, выдохнуть и написать. О своих чувствах, о мечтах, о маленьких милых глупостях и тайных желаниях, о которых стыдно было признаваться даже самой себе. Дать волю эмоциям, излить на бумагу все накопившееся. Отбросить последний стыд. А затем — сунув клочок бумаги в конверт, нестись на почту, чтобы бросить тот в недра огромного ящика.
Теперь она знала, где он живет. В районе, что располагался на другом конце города: несколько часов на метро. Не слишком удобно для того, чтобы навещать друг друга ежедневно, но совершенно не являясь преградой, когда влюблен.
читать дальшеПо правде говоря, в бумажной переписке не было особой нужды: теперь он регулярно приезжал на выходные, и они проводили время вдвоем. Перед его приездом она каждый раз пекла пирог с персиками и гвоздикой — его любимое лакомство. Предварительно посетив рынок и купив там килограмм самых свежих и налитых соком плодов, она возвращалась домой, где принималась готовить тесто: просеивала муку, добавляла молоко, сахар и яйца. Тщательно вымешивала массу и взбивала ту венчиком, чтобы не осталось комков. Затем — заливала жидким тестом фруктовые половинки и отправляла форму в духовой шкаф. Обычно, через двадцать минут по кухне начинал расползаться сладкий аромат выпечки. Запах персикового пирога стал настолько привычным, что теперь плотно ассоциировался с его обожателем.
Горячий сахар, сочные персики и хрустящая корочка — три главных составляющих, которые он так любил. И хотя она каждый раз уверяла, что бисквит подгорел, он съедал все до последней крошки.
Вздрогнув, она резко выпрямилась и вновь взглянула на лежащий на столе лист: бумагу покрывали ровные строки мелких букв. Интересно, в какой момент она начала записывать все, что приходило на ум?
«... не всегда можно визуально понять, что пирог готов. В такие моменты сомнений я беру тонкую палочку и протыкаю тесто. Если дерево сухое - можно доставать», — перечитала она последниюю фразу и нахмурилась. Все же, она не была уверена, что ему будет интересно получить сложенный вчетверо лист с тщательным описанием ее кулинарных подвигов. А впрочем...
— «Пиши мне о себе», — просил он каждый раз вместо слов прощания. — «Или о чем хочешь».
«О чем хочешь» звучало довольно обширно, и тогда она спросила, что же он подразумевает под этим словом. А, получив ответ, пожалела о своем вопросе.
— «Я не знаю. Обо всем, что тебя окружает. Можешь описывать мне свои сны или посерийно излагать сюжет просмотренных телешоу. Пиши о том, что тебя тревожит, о том, что ты ненавидишь. О том, что бы потревожило и послужило источником ненависти, случись оно с тобой. Словом - что угодно. Только пиши».
— «Ну, хорошо», — решила она про себя и аккуратно вывела: — «причиной моего беспокойства являются персики. Думаю, в скором времени они будут менее сладкие. Придется печь пирог с другой начинкой».
Перечитав, она усмехнулась. На самом деле, причиной ее тревоги были не только незрелые персики, купленные в начале ноября.
«Я засыпаю с мыслями о тебе. А когда просыпаюсь, ты — первое, что приходит мне на ум. Наверное, это оттого, что твое фото все также стоит на моем прикроватном столике. Иногда мне кажется, что оно немного выцвело. Впрочем, последнее не так уж и важно: ведь мы всегда можем напечатать сколько угодно новых. Кстати, как ты смотришь на то, чтобы сделать пару совместных снимков в следующие выходные? Я бы повесила их на стену...»
Движимый рукой карандаш лихорадочно метался по бумаге. Мысли лились потоком, их было уже не остановить:
«Я никогда тебе не говорила, что веду календарь, в котором регулярно зачеркиваю числа, оставшиеся до нашей встречи. Странно, не правда ли? Да я и сама так иногда думаю. Но потом я беру в руки твой портрет, внимательно вглядываюсь в твое лицо (все же, мы непременно, сделаем фото в следующий раз!) и понимаю: в любви нет странностей. Любовь сама по себе необъяснима. И раз существуют вещи, которые позволяют ей расти и подпитывают ее словно вода питает молодое деревце — так и должно быть.
Каждый вечер я лежу в постели и, сжимая рамку в руках, порываюсь набрать номер. Но потом я думаю: а вдруг ты уже спишь? Я хочу первая желать тебе спокойной ночи и говорить: «доброе утро» — как поступаешь ты сам. Но очень боюсь, что мой звонок раздастся невовремя. Наверное, я просто трусиха.
Я боюсь тебе признаться в том, что всякий раз сидя у окна дышу на стекло, чтобы написать на нем твое имя. И мне всегда ужасно стыдно, если кто-то становится свидетелем этих действий. Я даже не знаю, чего боюсь больше: услышать смех или поймать осуждающие взгляды? Впрочем, никто не смеется, а лица пассажиров наполнены равнодушием. Может, они не считают это вон из рук выходящим или вовсе не замечают моего поступка?
Я боюсь признаться в том, что однажды пыталась тебя нарисовать. Вышло прескверно, так что даже не проси меня показать тебе результат. Удивительное дело: в процессе создания мне казалось, что все выходит просто идеально. Но я обязательно нарисую вновь. Много портретов, если понадобится. А однажды, когда мне, все же, удастся запечатлеть твои черты правильно, я подарю этот рисунок тебе. Только пожалуйста, не торопи меня с работой. Мне нужно время.
Я никогда не упоминала о том, как сильно мне хочется, чтобы, проваливаясь в вязкую дремоту под стук колесных пар, я ощущала щекой ткань твоего шарфа. Я хочу, чтобы в этот момент ты держал мою руку в своей.
Я никогда не признавалась тебе в том, что хотела бы просыпаться подле тебя не только в воскресенье утром, а всегда. Я хочу просыпаться раньше тебя, чтобы смотреть на то, как ты спишь. А, засыпая по вечерам, ощущать всем телом объятья и осыпать поцелуями твои ключицы».
На слове «ключицы» карандаш предательски сломался, не позволив зачеркнуть последний абзац. Пошарив на столе, она с удивлением обнаружила, что других карандашей в пределах досягаемости не было. И тут же вспомнила, что только что сломанный был последним: остальные потрачены на серию средней паршивости портретов, ни один из которых пока не мог быть предъявлен на суд общественности.
Поискав глазами, хотя бы, точилку и не обнаружив и ее, она со вздохом сложила лист вчетверо и аккуратно вложила в конверт. Она не стала переписывать письмо начисто, понимая, что в таком случае некоторые фразы будут безвозвратно утрачены. А ведь она твердо решила признаться!
Проведя намоченным пальцем по клейкой полоске, она тщательно запечатала конверт и посмотрела на часы: если поторопиться, то можно успеть с отправкой.
Накинув на плечи пальто, она вышла на улицу. Было сыро и ветрено: вот уже несколько дней подряд с неба срывался моросящий дождик, а изрядно полысевшие кроны деревьев нещадно трепало. Она не надела шапку. Пришлось вжать голову в плечи и поспешным шагом идти в сторону ближайшего отделения.
Флажок почтового ящика был поднят, и она остановилась, чтобы открыть дверцу. Внутри лежали открытка с изображением ландышей и пухлый конверт. Решив, что откроет письмо дома, она перевернула открытку и прочла: «Скучаю». Одно лишь слово, а на душе сразу стало как-то теплее.
Бережно положив открытку и толстый конверт в сумку, она вытащила свое письмо. Затем, пошарив по карманам, извлекла ручку и как могла аккуратно написала сверху: «А я — сильнее».
И теперь, уже практически бегом, поспешила на почту. Как же все-таки это приятно — получать письма от того, кто дорог.